«благовещение», хуан пантоха де ла крус — описание картины

Главная ~ Картины великих ходожников XV — XX века ~ Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург) ~ Нуньес дель Валье, Педро — Благовещение
Полный размер: 1115 х 1476 px. Открыть оригинал  |  Скачать на диск  

Другие картины «Государственного Эрмитажа (Санкт-Петербург)»:

Пальма Младший, Якопо — Апостолы у гроба Девы Марии

Пальма Старший, Якопо — Мадонна с младенцем и заказчиками

Пальма Старший, Якопо — Мадонна с младенцем

Пальма Старший, Якопо — Мужской портрет

Пальма Старший, Якопо — Христос и грешница

Пакен, Жюль — Отдых на берегу озера

Панини, Джованни Паоло — Внутренний вид собора св. Петра в Риме

Панини, Джованни Паоло — Внутренний вид церкви Санта-Мария Маджоре в Риме

Паннини, Джованни — Развалины со сценой проповеди апостола Павла

Паннини, Джованни — Проповедь сивиллы в римских развалинах со статуей Аполлона

Пантоха де ла Крус, Хуан — Портрет Диего де Вильямайора

Пагани, Грегорио — Мадонна с Младенцем

Количество просмотров: 100 Количество комментариев: 0

© Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)

Источник: https://www.beesona.ru/museums/hermitage/19985/

Карло Кривелли. БЛАГОВЕЩЕНИЕ | Волшебная сила искусства

     Продолжим знакомство с творчеством великого мастера КАРЛО КРИВЕЛЛИ  (1435-ОК.1494)  .Он родился в Венеции и начальное обучение живописи прошел в известных мастерских Виварини и Якопо Беллини. Потом художник предпринял путешествие в Падую, где учился в художественной мастерской Скварчоне вместе со знаменитым Мантеньей.

        Благовещение Карло Кривелли — один из признанных шедевров итальянской живописи конца XV века.

Это большое красочное полотно, написанное в 1486 году в период творческой зрелости художника, вобрало в себя основные достижения искусства Возрождения. По своей стилистике оно напоминает позднюю итальянскую готику.

Картина поражает своей особенной праздничной декоративностью, изысканностью рисунка, яркостью насыщенных цветов, строгостью организации перспективы.

             А на переднем плане — непосредственно сцена Благовещения.

Присутствие рядом с архангелом Гавриилом покровителя города Святого Эмигда и надпись под работой «LIBERTAS ECCLESIASTICA» (что значит «свобода церкви») говорит о том, что это полотно не только отображает один из главных моментов жизни Девы Марии, но и заявляет об административной автономии Асколи, его свободе от власти папского престола.

           Святой Эмигд преклонил колена рядом с архангелом и показывает ему макет города, которому он покровительствует. Архангел заинтересованно смотрит на Святого, но его основная задача — передать Деве Марии Благую весть. Одна рука архангела поднята в благословляющем жесте, в другой — цветок лилии.

          Фигура коленопреклоненного Гавриила находится перед окном комнаты Девы Марии, интерьер которой во всех подробностях можно рассмотреть через открытую дверь. Мадонна преклонила колена перед аналоем, на котором лежит открытая книга, руки молитвенно сложены на груди.

        Луч солнца, падающий на ее голову, и голубь над ней говорят о ниспослании на нее Святого Духа.Дева Мария в роскошном красном платье богатой итальянки XV века, на плечи накинут зеленый плащ.

     На втором этаже над комнатой мы видим на балюстраде павлина, вазы с цветами, узорчатый ковер, пустую клетку, а птица из клетки свободно сидит на стержне, на котором висит клетка.

Эта сложная скрытая символика вещей повседневного обихода заимствована художником у нидерландских мастеров.

Интересно рассматривать каждый прекрасно написанный фрагмент по отдельности, но, соединенные вместе, они спорят друг с другом по значимости изображаемого.

     По словам директора Эрмитажа, эта картина относится к тем шедеврам, в которых можно бесконечно искать темы для размышлений и фантазий. Приемами Ренессанса Карло Кривелли овладел в Падуе. На шестах сидят почтовые голуби: папская булла была доставлена в город именно голубиной почтой. Человек, стоящий над аркой, читает послание, только что принесенное птицей.

 Эту картину в 2012 год привозили в Эрмитаж.

Источник: https://maxpark.com/community/6782/content/5592318

Музей изящных искусств Бильбао

Мартин де Вос — ученик Франса Флориса, фламандский художник, работавший в различных жанрах. В его произведениях прослеживается влияние итальянской живописи и, в частности, венецианской школы, чему могла поспособствовать работа в студии Тинторетто.

В картине «Похищение Европы», написанной на мифологический сюжет, очевидно стремление подражать другому венецианцу — Тициану. Де Вос практически так же выстраивает сцену.

На первом плане — плывущий к Криту белый бык, в которого превратился Зевс, чтобы похитить понравившуюся ему дочь финикийского царя, на заднем — покинутый героями остров, где остались подруги Европы, а в небе парят путти, сопровождаемые Гермесом.

Однако если полотно Тициана экспрессивно передает всю силу драматических переживаний, то в работе де Воса ситуация насильственного похищения представлена опосредованно: Европа ничуть не напугана, ее лицо спокойно, а поза репрезентативна и статична, что совершенно отделяет девушку от фактически происходящего с ней.

Драпировка кажется закрепленной в воздухе. Художник придает ей декоративную роль, даже не пытаясь создать правдоподобные формы. Это справедливо и для всей картины. Мастера абсолютно не интересует соответствие его формальных качеств сюжетной основе.

Он сконцентрирован лишь на точности передачи фактур и акцентировании их различий; его волнуют мелкие детали и сложные цветовые переходы. Идеальная картина, которую де Вос пытается создать, не допускает сильных эмоциональных проявлений; она должна быть совершенна в возвышенном величии.

Эль Греко (Доменикос Теотокопулос) (1541–1614) Благовещение. Около 1596–1600. Холст, масло. 113,8×65,4

Эль Греко по праву считается наиболее экспрессивным художником своего времени. Он выработал уникальную по выразительности живописную технику и столь же исключительную трактовку сюжетов Священного Писания. Стремление мастера к передаче не только внешнего, но и внутреннего, иррационального света отражается в трансцендентном, мистическом эффекте, присущем его полотнам.

Эль Греко лишает «Благовещение» каких-либо черт земного, изображая вместо традиционного дома Марии сложное для восприятия динамичное пространство чистого божественного откровения.

Явившегося будущей Богоматери с благой вестью архангела Гавриила художник сопровождает сонмом музицирующих ангелов и маленьких ангелочков, чьи головы теряются в облаках, как это было у Рафаэля в «Сикстинской Мадонне». Окруженный божественным сиянием, с небес нисходит Святой Дух в виде голубя.

Даже цветы лилии, являющиеся одним из наиболее часто изображаемых атрибутов в сцене «Благовещения» и символизирующие непорочность Марии, у Эль Греко больше похожи на дрожащие языки загадочного мистического пламени.

Искусство XVII века

Хуан Пантоха де ла Крус. Портрет принца Филиппа Эммануила Савойского. Около 1604

Педро де Орренте (1580–1645) Жертвоприношение Исаака. Около 1616. Холст, масло. 133,5×167

Педро де Орренте — испанский живописец, в чьем творчестве сильны элементы влияния итальянских художников Бассано и Веронезе, а также присутствуют караваджистские мотивы, которые особенно заметны в «Жертвоприношении Исаака».

Ветхозаветный сюжет, повествующий о покорности Авраама воле Бога, приказавшего ему принести в жертву собственного сына, трактуется мастером путем резкого противопоставления освещенных и темных частей и созданием напряженной композиции.

От обреченного на смерть юноши взгляд зрителя переходит к его отцу, не смеющему ослушаться Господа и готовящемуся вонзить острый нож в обнаженное тело Исаака, и вдруг обнаруживает возникающего из тьмы ангела, явившегося сообщить, что не отрекшийся от веры Авраам вместо своего сына может предать закланию овна.

Одной рукой ангел удерживает руку старца, другой же указывает на жертву, пришедшую взамен Исааку. Животное таким образом замыкает композицию, делая ее целостной и связывая все элементы между собой.

Отмеченный караваджистский подход к освещению и драматической составляющей происходящего сочетается у Педро де Орренте с желанием соответствовать колористическим принципам Веронезе.

В частности, в ночном пейзаже и одеянии Авраама использован насыщенный, напоминающий о блеске драгоценных камней темно-зеленый цвет, который был настолько характерен для работ знаменитого венецианца, что впоследствии его назвали «зеленым Веронезе».

Хуан Рибальта (около 1596/1597-1628) Поклонение пастухов. Около 1620. Медь, масло. 15×29,5

Особенности живописной манеры испанского художника Хуана Рибальты сформировались под воздействием творчества его отца Франсиско Рибальты и испанского мастера Педро де Орренте.

«Поклонение пастухов» — пример использования в малом формате приема «тенебросо», главными признаками которого являются темные тона, резкие светотеневые контрасты и пластическое отношение к передаче формы.

Рибальта демонстрирует свои способности в миниатюре, удачно размещая большое количество персонажей в столь ограниченном пространстве и учитывая при этом особенности каждой из фигур и их взаимодействие друг с другом.

В отличие от большинства крупноформатных произведений того времени миниатюра обнажает живописный процесс, давая возможность изучать ювелирные, но не скрытые от глаз зрителя мазки и представлять, как двигалась кисть художника. Помимо масла в данной работе автор применил технику травления медной пластины.

Хусепе Рибера (1591–1652) Исцеление святого Себастьяна 1621. Холст, масло. 180,3×231,6

«Исцеление святого Себастьяна» — второй из двух наиболее распространенных в живописной традиции эпизодов из жизни римского легионера, закончившего жизнь христианским мучеником.

Наиболее часто его изображают в момент казни — привязанным к столбу или стволу дерева и пронзенным стрелами. На данном полотне показаны события, случившиеся после того, как святой, сочтенный мертвым, был оставлен палачами. Несмотря на серьезные раны, Себастьян не скончался.

Пришедшая хоронить святого вдова Ирина обнаружила, что он все еще жив, и излечила его.

Хусепе Рибера — последователь Караваджо на испанской почве — трактует эту сцену в свойственной зрелому караваджизму манере. Крупные, занимающие большую часть работы фигуры резко выделяются на фоне окружающего их таинственного мрака благодаря неведомому для зрителя источнику света.

В этом полотне мастер, часто обращавшийся к тематике казней и мученичества святых, а также прочих крайних состояний, избегает полюбившихся ему приемов демонстрации грубой телесности, простонародных типажей и отталкивающей натуралистичности. Образ пострадавшего за веру юноши чист и полон романтической идеализации.

Хусепе Рибера (1591–1652) Кающаяся Мария Магдалина 1637. Холст, масло. 195,5×148

Изображая кающуюся Марию Магдалину, Хусепе Рибера отказывается от использования многих излюбленных приемов. В большинстве произведений он старался отойти от какой-либо идеализации изображаемых сцен и героев.

Художник стремился к подчас грубой правдивости, избирая персонажами своих полотен людей из простонародья и не скрывая, а, наоборот, лишь подчеркивая живописными средствами характерность их внешности.

Кроме того, сюжетами для картин мастер выбирал наиболее напряженные моменты из жизни святых — мученичества и казни — и не пренебрегал тягой к натурализации.

В этом произведении все совсем иначе. Сцена с кающейся грешницей лишена эмоционального накала и драматичности. Напротив, Рибера создает утонченный и нежный лирический образ. Считается, что моделью послужила его дочь Мария-Роза.

Облик девушки рождает ощущение очень тихого, умиротворенного внутреннего раскаяния. Ее спокойствию вторят приглушенные тона, использованные Риберой для изображения одежды и окружающей среды.

Находящийся в нижней правой части картины сосуд является атрибутом Магдалины в живописной традиции, указывающим на ее принадлежность к женам-мироносицам.

Источник: https://nemaloknig.com/read-320650/?page=3

Читать онлайн Музей изящных искусств Бильбао страница 3. Большая и бесплатная библиотека

Антонис Мор (около 1517–1577) Портрет Филиппа II. Около 1549–1550. Дерево, масло. 107,5×83,3

Антонис Мор — нидерландский художник, ученик Яна ван Скорела. Прежде всего, он известен как придворный портретист, работавший у кардинала де Гранвелла и короля Филиппа II.

Данное изображение правителя Испании и Нидерландов имеет все свойственные работам Мора черты: абстрактный однотонный фон, далекий от передачи пространственной среды, трехчетвертной разворот устойчивой, неподвижной фигуры, скупое использование цветов, находящихся преимущественно в одной гамме, скрупулезно выписанные детали роскошного костюма. Эти качества в совокупности со сдержанным выражением лиц героев способствуют созданию внушительного эффекта от созерцания портретов людей, занимавших важное место в обществе.

Филипп II интересовался искусством подвластных ему Нидерландов. Некоторые элементы архитектуры и обустройства садов и парков были заимствованы им для последующего использования в Испании.

Кроме того, король имел личную коллекцию нидерландской живописи, в которой помимо прочего находились 40 работ Иеронима Босха.

В настоящее время многие картины разошлись по музеям мира, однако часть собрания Филиппа II до сих пор можно увидеть в расположенном недалеко от Мадрида дворце Эскориале, принадлежавшем ему.

Луис де Моралес, известный как Божественный (около 1520–1868) Пьета. Около 1568. Дерево, масло. 72×50

Прозвище Божественный один из ярчайших представителей маньеризма в Испании Луи де Моралес получил от современников за мастерство и приверженность к религиозной теме. Испытавший влияние живописцев Высокого Возрождения, Рафаэля и Леонардо да Винчи, художник специализировался в основном на картинах, изображающих Мадонну и сюжеты Страстей.

«Пьета» показывает, насколько сильной выразительности Моралес достигал, используя минимальные средства. В лаконичной композиции — лишь полуфигура Марии, держащей на руках своего погибшего Сына. Глубокая скорбь читается на ее лице, оттенок кожи, как Христа, так и его матери, отражает мертвенную бледность.

Общая холодная и приглушенная цветовая гамма противоположна желто-коричневому стволу креста, резко выступающему из окружающей тьмы, будто напоминая зрителю о том, что произошло с Сыном Божьим.

Абстрагирование от каких-либо элементов привычной среды и пространства и концентрация лишь на самом переживании Богоматери наделяют работу особой трагической спиритуальностью.

Мартин де Вос (1532–1603) Похищение Европы 1590. Дерево, масло. 133,7×174,5

Мартин де Вос — ученик Франса Флориса, фламандский художник, работавший в различных жанрах. В его произведениях прослеживается влияние итальянской живописи и, в частности, венецианской школы, чему могла поспособствовать работа в студии Тинторетто.

В картине «Похищение Европы», написанной на мифологический сюжет, очевидно стремление подражать другому венецианцу — Тициану. Де Вос практически так же выстраивает сцену.

На первом плане — плывущий к Криту белый бык, в которого превратился Зевс, чтобы похитить понравившуюся ему дочь финикийского царя, на заднем — покинутый героями остров, где остались подруги Европы, а в небе парят путти, сопровождаемые Гермесом.

Однако если полотно Тициана экспрессивно передает всю силу драматических переживаний, то в работе де Воса ситуация насильственного похищения представлена опосредованно: Европа ничуть не напугана, ее лицо спокойно, а поза репрезентативна и статична, что совершенно отделяет девушку от фактически происходящего с ней.

Драпировка кажется закрепленной в воздухе. Художник придает ей декоративную роль, даже не пытаясь создать правдоподобные формы. Это справедливо и для всей картины. Мастера абсолютно не интересует соответствие его формальных качеств сюжетной основе.

Он сконцентрирован лишь на точности передачи фактур и акцентировании их различий; его волнуют мелкие детали и сложные цветовые переходы. Идеальная картина, которую де Вос пытается создать, не допускает сильных эмоциональных проявлений; она должна быть совершенна в возвышенном величии.

Эль Греко (Доменикос Теотокопулос) (1541–1614) Благовещение. Около 1596–1600. Холст, масло. 113,8×65,4

Эль Греко по праву считается наиболее экспрессивным художником своего времени. Он выработал уникальную по выразительности живописную технику и столь же исключительную трактовку сюжетов Священного Писания. Стремление мастера к передаче не только внешнего, но и внутреннего, иррационального света отражается в трансцендентном, мистическом эффекте, присущем его полотнам.

Эль Греко лишает «Благовещение» каких-либо черт земного, изображая вместо традиционного дома Марии сложное для восприятия динамичное пространство чистого божественного откровения.

Явившегося будущей Богоматери с благой вестью архангела Гавриила художник сопровождает сонмом музицирующих ангелов и маленьких ангелочков, чьи головы теряются в облаках, как это было у Рафаэля в «Сикстинской Мадонне». Окруженный божественным сиянием, с небес нисходит Святой Дух в виде голубя.

Даже цветы лилии, являющиеся одним из наиболее часто изображаемых атрибутов в сцене «Благовещения» и символизирующие непорочность Марии, у Эль Греко больше похожи на дрожащие языки загадочного мистического пламени.

Искусство XVII века

Хуан Пантоха де ла Крус. Портрет принца Филиппа Эммануила Савойского. Около 1604

Педро де Орренте (1580–1645) Жертвоприношение Исаака. Около 1616. Холст, масло. 133,5×167

Педро де Орренте — испанский живописец, в чьем творчестве сильны элементы влияния итальянских художников Бассано и Веронезе, а также присутствуют караваджистские мотивы, которые особенно заметны в «Жертвоприношении Исаака».

Ветхозаветный сюжет, повествующий о покорности Авраама воле Бога, приказавшего ему принести в жертву собственного сына, трактуется мастером путем резкого противопоставления освещенных и темных частей и созданием напряженной композиции.

От обреченного на смерть юноши взгляд зрителя переходит к его отцу, не смеющему ослушаться Господа и готовящемуся вонзить острый нож в обнаженное тело Исаака, и вдруг обнаруживает возникающего из тьмы ангела, явившегося сообщить, что не отрекшийся от веры Авраам вместо своего сына может предать закланию овна.

Одной рукой ангел удерживает руку старца, другой же указывает на жертву, пришедшую взамен Исааку. Животное таким образом замыкает композицию, делая ее целостной и связывая все элементы между собой.

Отмеченный караваджистский подход к освещению и драматической составляющей происходящего сочетается у Педро де Орренте с желанием соответствовать колористическим принципам Веронезе.

В частности, в ночном пейзаже и одеянии Авраама использован насыщенный, напоминающий о блеске драгоценных камней темно-зеленый цвет, который был настолько характерен для работ знаменитого венецианца, что впоследствии его назвали «зеленым Веронезе».

Хуан Рибальта (около 1596/1597-1628) Поклонение пастухов. Около 1620. Медь, масло. 15×29,5

Особенности живописной манеры испанского художника Хуана Рибальты сформировались под воздействием творчества его отца Франсиско Рибальты и испанского мастера Педро де Орренте.

«Поклонение пастухов» — пример использования в малом формате приема «тенебросо», главными признаками которого являются темные тона, резкие светотеневые контрасты и пластическое отношение к передаче формы.

Рибальта демонстрирует свои способности в миниатюре, удачно размещая большое количество персонажей в столь ограниченном пространстве и учитывая при этом особенности каждой из фигур и их взаимодействие друг с другом.

В отличие от большинства крупноформатных произведений того времени миниатюра обнажает живописный процесс, давая возможность изучать ювелирные, но не скрытые от глаз зрителя мазки и представлять, как двигалась кисть художника. Помимо масла в данной работе автор применил технику травления медной пластины.

Источник: https://dom-knig.com/read_188585-3

Благовещение на иконах и картинах — от века к веку

О том, как складывалась иконография Благовещения рассказывает Наталья Боровская, кандидат искусствоведения, преподаватель Московского государственного академического художественного института имени В. И. Сурикова Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова.

Художественная традиция изображения Благовещения имеет очень долгую историю.  Возможно, первым произведением  могла быть фреска из римской катакомбы Присциллы III века, хотя её плохая сохранность и не позволяет утверждать это наверняка.

Неизменной оставалась лишь основа композиции сюжета: Дева Мария всегда изображается справа от зрителя, а архангел Гавриил – слева.

Наталья Боровская

В православном искусстве тема Благовещения очень значима не только для иконописи, но и для монументальной живописи. В канонической системе росписи крестово-купольного храма, созданной в Византии в  IX веке и распространившейся по всему православному миру,  фигуры Гавриила и Марии располагаются на столбах перед алтарным пространством – апсидой и имеют историко-символический смысл.

Благовещение рассматривается как начало истории земной Церкви, а живым символом земной Церкви во всем христианском мире считается Мария.

Фигуры Марии и Ангела на предалтарных столбах  и духовно, и композиционно предваряют роспись алтаря, полностью посвященную земному бытию Церкви. И нередко они образуют композиционную пирамиду с огромной фигурой Марии на троне в верхней части алтарной апсиды – олицетворением Церкви торжествующей.

 Или – с изображением Марии с воздетыми руками (Оранты), которое символизирует Церковь молящуюся (как в византийских мозаиках XI века в Софийском соборе в Киеве).

С появлением на Руси высокого иконостаса, полностью закрывавшего предалтарные столбы, сцена Благовещения стала размещаться в Царских вратах, сохраняя тот же смысл.

Иконописный канон изображения Благовещения формировался на основе двух источников: Евангелия от Луки (Лк. 1, 26-38) и апокрифического Протоевангелия от Иакова – текста середины II века, в котором описаны история Иоакима и Анны, детство Марии, бракосочетание с Иосифом, а также Благовещение, Встреча Марии с Елизаветой и Рождество Христово.

В православной иконописи можно встретить изображение, созданное именно на основе апокрифа, в котором говорится, что Мария встретила Ангела, придя за водой к источнику.

 Однако в большинстве случаев сцена Благовещения изображается на фоне Иерусалимского Храма, что частично тоже связано с апокрифом: в  нем говорится, что Мария пряла пурпурную нить для храмовой завесы (поэтому Мария часто держит в руках моток с пряжей).

 Изображение этой завесы (велум) размещается, как правило,  в верхней части композиции.

 Образ Храма несет в иконе Благовещения и символический смысл – он напоминает о том, что Мария,  дав Свое согласие, сама стала живым храмом, исполнив предназначение, о котором позднее скажет апостол Павел («Разве не знаете, что вы Храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» 1 Кор. 3. 16) * .

«Благовещение», мозаики на двух столбах Софии Киевской, ок. 1040 года. Старейшее изображение сцены в русском искусстве. В руках у Богоматери — красная пряжа, пришедшая из апокрифических рассказов

В древнерусской иконописи особое место занимает икона XII века «Устюжское Благовещение» из Новгорода (ГТГ, Москва).

 Она выделяется не только своими огромными размерами, но и своеобразным подходом к трактовке темы.  Привычной архитектурной декорации в ней нет.

Мария в левой руке держит моток с красной пряжей, а правой указывает на маленькую фигурку Младенца, расположенного в медальоне на Ее груди.

Таким образом, речь идет не только о том, как Мария слышит Благую Весть, но и совершающемся в тот же момент Боговоплощении – на это в иконографической истории сюжета решались очень немногие мастера. Еще одна нестандартная для православного искусства деталь – изображение Бога-Отца в верхней части иконного поля.

 Оно невелико по размеру и не сразу бросается в глаза, но при этом весьма отчетливо и в сочетании с остальными двумя фигурами оказывается вершиной общей композиционной пирамиды.

Творец изображен восседающим на троне в окружении серафимов, что вызывает в памяти  видение пророка Исайи: «В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном…Вокруг Него стояли серафимы; у каждого из них по шести крыл» (Ис. 6. 1-2).

 В контексте этих ассоциаций становится понятным отсутствие архитектурного фона: икона могла задумываться не как повествовательно-иллюстративный, а как мистический образ пророческого видения, проливающего свет на фундаментальный Божественный замысел о Марии и Ее роли в истории Спасения.

Мозаика в церкви Санта-Мария-ин-Трастевере в Риме, XIII век

В католическом искусстве, начиная с XIII века, для сцены Благовещения вырабатывается устойчивый набор символов.

Лилия – знак чистоты и непорочности Марии, книга у Нее в руках или на коленях (реже – на стоящем рядом пюпитре) – символ уже упомянутого пророчества Исайи, направленный на Нее луч света, часто исходящий от парящего голубя – символа Святого Духа. В руке у ангела может быть оливковая ветвь – знак мира.

Нередко изображение может сопровождаться латинскими надписями: возле фигуры Гавриила – Ave Maria или Ave gratia plena, Dominus tecum (Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою»); возле фигуры Марии – Ecce  ancilla Domini (Се, раба Господня).

Сохраняя ту же расстановку фигур, что и в православной иконе (Гавриил слева, Мария справа), западные художники часто изображают Гавриила коленопреклоненным перед Марией (Симоне Мартини.  Благовещение со святыми и четырьмя пророками. 1333, галерея Уффицы, Флоренция. Донателло. Рельеф «Благовещение» для храма Санта Кроче во Флоренции, 1435).

Благодаря этому,  в ангельском приветствии «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою» высвечивается то, что скрыто под словами – глубочайшая любовь Бога к Марии,  восхищение Ее духовной красотой и  подвигом посвящения себя Ему.  Еще один популярный в западной традиции прием – перенесение действия в современную для  зрителя обстановку.

Так Фра Анджелико в своей фреске, находящейся в коридоре монастыря Сан Марко во Флоренции, расположил Гавриила и Марию в пустынном сводчатом коридоре, очень похожем на монастырскую галерею, куда выходят двери монашеских келий. А позади фигуры ангела изобразил молящегося св.

Доминика, превратив всю композицию в видение, открывшееся святому  монаху во время обязательного размышления над Писанием.

«Благовещение», Фра Беато Анжелико

А в станковых картинах на ту же тему художник сочетает в одном изобразительном поле земное и духовное пространства.

В левой части композиции всегда изображается райский сад со сценой изгнания Адама и Евы, а справа – собственно Благовещение, происходящее в современной для автора  архитектуре, также напоминающей здание родного монастыря, перестроенного его хорошим знакомым Микелоццо ди Бартоломео.

В картинах нидерландских мастеров действие нередко происходит в обычном жилом интерьере, а Марию окружают бытовые предметы – кувшин или таз с водой, полотенце. И только знатоку известно, что все они символизируют Ее чистоту; зритель, далекий от науки, увидит близкую ему повседневную жизнь, а Марию – таким же человеком, как он. И будет прав.

Потому что у «модернизации» этого сюжета цель одна – показать, что для познания Божьей воли совсем необязательно быть «вознесенным до третьего неба», что Бог может открыть Свой замысел в самый, казалось, бы заурядный момент жизни в простых повседневных обстоятельствах, как, возможно, и произошло в жизни Марии.

Новое понимание темы Благовещения принесла эпоха барокко с ее повышенным вниманием к исключительным духовным ситуациям – экстазу, мистическому озарению.  Пространство вокруг героев становится условным, а фигура ангела нередко появляется на облаке или подлетает к Марии из верхнего угла.

Яркие краски, длинные пробела, создающие ощущение световых вспышек – все это придает изображению особый духовный тонус, наполняет действие сильным внутренним движением.

Каждое столетие вносит свои особые нюансы в иконографию Благовещения. В 1850 году в Лондоне художественную среду в буквальном смысле «взорвала» картина художника-прерафаэлита Данте Габриэле Россетти «Ecce ancilla Domini» (галерея Тейт, Лондон). Острая субъективность трактовки сюжета одних зрителей привлекала, других отталкивала.

Названием произведения стали слова Марии: «Се, раба Господня». И все прекрасно знают, что далее Она скажет то, что разделит всю историю человечества на «до» и «после» Ее ответа – «Да будет мне по слову твоему».

Но автор картины далеко не случайно не вывел в название всю фразу полностью; его Мария показана в сложном психологическом состоянии, в котором страха и сомнений явно больше, чем готовности ответить на возвещенное ангелом Призвание.

 Картина очень красива по цвету, бело-синяя гамма не только напоминает о непорочности Марии, но и тонко имитирует стилистику фрескового письма эпохи раннего Возрождения, которую так ценили прерафаэлиты.

Однако главным персонажем стал человек XIX века, далекий от абсолютной открытости Богу, которую мы привыкли видеть в Марии на картинах великих мастеров прошлого. Героиня Россетти, разумеется, даст всем известный ответ, но придти к этому ответу ей не так-то легко.

Тема Благовещения представляется очень привлекательной для современных художников, которые нередко идут на эксперименты с художественными канонами, привнося в них свое видение формы и пространства. В диптихе живописца из Татарстана Елены Сунгатовой (2002) традиции западного и восточного письма прошли через тонкую стилизацию.

Лилия в руке ангела, книга в руках Марии – традиционные атрибуты европейской живописи.  Мягкие плавные линии силуэтов, бестелесная легкость фигур напоминают об иконописной манере. А предельно удлиненные пропорции вызывают ассоциации с образами Боттичелли.

Художница вроде бы ограничивается лишь синтезом хорошо известных традиций старых мастеров, но результат этого синтеза оказался глубоко современным, и ее персонажи , напоминая о многовековой традиции, прекрасно чувствовали бы себя и в пространстве авангардного искусства.

В западном искусстве ХХ века нередко предпринимаются попытки «модернизировать» сюжет, придав героям более современный вид.

У одних мастеров это получается грубовато и даже вульгарно, у других – поэтично и даже трепетно.

Так на картине американского живописца Джона Коллиера Мария,  похожая на современную девочку-подростка, встречает ангела на пороге дома в одежде, напоминающей школьную форму, в кроссовках и с тетрадкой в руках.

Школьная тетрадь становится аллюзией книги – символа Ветхозаветного пророчества – часто изображаемой в композициях эпохи Возрождения. От Возрождения остался еще один символ – лилия,  на сей раз «по-домашнему» посаженная в цветочный горшок.

 Гавриил почтительно склонился перед «старшеклассницей» Марией, за спиной у него крылья, но по облику он больше похож на современного молодого священника, чем на ангела, а за его спиной видна типичная улица маленького городка «одноэтажной» Америки.

Не менее интересен и эксперимент с иконографией сюжета в  композиции современного испанского скульптора сестры Асунсьон Гомес в одном из храмов католического монастыря общины Verbum Dei («Слово Божие») в местечке Сьете Агуас под Валенсией.  Сестра Асунсьон – монахиня этой общины, обладающая глубоко самобытным видением христианских образов и сюжетов.

Она работает исключительно в технике лепки из глины, поскольку считает скульптуру отголоском величайшей тайны сотворения человека из праха земного. И в такой, казалось бы, камерной технике создает монументальные алтарные композиции, в которых все фигуры выполнены в натуральную величину.

Ее «Благовещение» имеет авторский подзаголовок La Virgen del Si, что в переводе с испанского означает «Дева слова «Да»».

Имеется в виду, как смирение Марии, так и то,  что Она – будущая мать Того, Кто, по словам апостола Павла «не был «да» и «нет», но…все обетования Божии в Нем «да» и в Нем «аминь»» (2Кор. 1, 19-20).

Композиция представляет собой скульптурный рельеф на алтарной стене с изображением Марии. Фигуры Гавриила нет. Лицо Марии обращено  к маленькому окну, расположенному под потолком, и от этого окна по стене особым образом положена штукатурка, имитирующая под воздействием солнечного освещения широкую полосу горнего света, направленного в Ее сторону.

Мария показана в преддверии Благовещения, в последние мгновения перед тем, как Она увидит ангела. Она предстает перед Божьим посланником  в одежде с засученными рукавами, словно только что оторвалась от хозяйственной работы.

Но в то же время Ее облик пронизан трепетом и глубокой духовной сосредоточенностью; мир Ее повседневных забот отошел на второй план перед созерцанием чудесного света, а на юном и очень живом лице соединились удивление и в то же время мир, тихая радость от встречи с Тем, Кого Она давно знает и любит.

 Любопытно, что правая сторона Ее фигуры сделана как барельеф, а левая – как горельеф. Благодаря этому Мария представляется находящейся одновременно и в земном и в горнем пространстве, близкой в Своей простоте любому человеку на земле и находящейся рядом с Богом.

 * Интересно, что Дионисий в своих росписях Собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря изобразил Благовещение дважды, использовав обе иконографии.

Источник: https://www.pravmir.ru/ikonografiya-blagoveshheniya-v-hristianskom-iskusstve/

История искусства в одном сюжете: Благовещение

• 7 апреля 2017Искусство
• Как художники разных эпох понимали Благовещение? Разбираемся с помощью лилии, книги, веревки, единорога и других символов
• Автор Анна Киселева

Сцена Благовещения описана в Евангелии от Луки: он рассказывает о том, что архангел Гавриил явился в дом Марии и сказал ей, что она родит Сына Божьего от Святого Духа  Лк. 1:26–38.. В изобразительном искусстве разных веков Марию и архангела изображали в раз­ных позах, интерьерах и исполь­зуя различные символы. И это даже не глав­ное — важнее то, как со временем на картинах менялись чувства изображен­ных персонажей. Раннехристиан­ские художники хотели показать вели­чие Марии, в средневековой и возрож­денческой живописи Дева оли­цетворяет смирение и чистоту, а в искусстве Позднего Возрожде­ния и ба­рокко — испы­тывает удивление и испуг. Архан­гел Гавриил, в XII–XIV веках почти­тельно замиравший перед Марией, позже стремительно влетает в ее дом. На примере десяти работ выясняем, как в ис­кусстве на протяжении пятнадцати веков менялось восприятие этого сюжета.

Мозаика на триумфальной арке в Санта-Марии-Маджоре (V век)

© Diomedia

На рубеже 420–430-х годов архиепископ Константинополя Несторий учил, что «от плоти может родиться только плоть» и Сын Марии все­го лишь человек, в котором воплощается Слово Божие, но не сам Бог. В 431 го­ду в Эфесе прошел Третий Вселенский собор, постановивший, что Мария была именно Богороди­цей, и объявивший учение Нестория ересью. Марию почи­тали и раньше, но осо­бенно сильным ее культ стал именно после постановле­ния собора. В следующем году в Риме начинается работа над мозаиками Санта-Марии-Маджоре — одной из первых городских базилик, посвященных Богороди­це. Сце­на Благовещения украшает триумфальную арку, и ее авторам было важ­но показать величие Марии. Дева одета как знатная девушка, носит диадему, серь­ги и ожерелье, вокруг нее — свита ангелов. На избранность Марии наме­кает вере­тено, которое она держит в руках. В апокрифическом Протоевангелии от Иакова, написанном во II веке, сказано, что семь девушек из рода царя Дави­да (именно среди его потомков должен был появиться Мессия) были выбраны для работы над завесой Храма. Среди них была и Мария. Чтобы решить, кому что прясть, бросили жребий. Марии достались пурпур и багря­нец — самые ценные ткани. Она взяла работу домой, где ей и явился архангел Гавриил.

Благовещение у колодца (вторая половина XII века)

Bibliothèque nationale de France / MS Grec 1208

Писавшие о Благовещении богословы часто рассуждали о том, чтó в этот мо­мент чувствовала Мария, и лишь немногих занимали переживания архангела Гавриила. Среди последних — живший в XII веке монах Иаков Коккиноваф­ский, автор шести гомилий  Гомилия — проповедь с объяснением прочитанных мест Священного Писания. о жизни Богородицы. Гавриил был изрядно напу­ган порученным ему заданием. Сначала он зашел в дом Марии невидимым и был поражен ее добродетелью — настолько, что не мог подобрать подходя­щие слова. Решив, что на улице он испугает ее меньше, чем дома, Гавриил решил дождаться, когда Мария пойдет за водой, и сообщить ей но­вость у колодца (увы, это не помогло и Мария все равно испугалась).

Встречу у колодца иллюстрирует одна из миниатюр рукописи. Мария стоит к Гавриилу спиной. Услышав его голос, она поворачивает голову, испуганно вскидывая одну руку, а другой придерживая кувшин. Эта сцена часто встре­чается в византийском и древнерусском искусстве, в росписях, посвященных Благовещению.

«Устюжское Благовещение» (1130–40-е)

Источник: https://arzamas.academy/mag/420-annunzione

Читать

К. М. Малицкая

Толедо — старая столица Испании

• Города и музеи мира
• ГОРОДА И МУЗЕИ МИРА
• На суперобложке:
• Площадь Сокодовер и Алькасар.

На высоком плато с крутыми обрывами по краям расположен Толедо — старая столица Испании, когда-то называемая «Корона Испании и свет всего мира». В середине XVI века она уступает первенство Мадриду — новой столице королевства.

И постепенно Толедо погружается как бы в волшебный сон, сохраняя почти нетронутым своеобразный облик. Город окружен остатками старых городских стен с башнями и увенчан диадемой церковных колоколен, напоминающих арабские минареты.

Колорит пейзажа составляет гармоническое целое с золотисто-сероватыми тонами городских построек в стилях романском, готическом, Ренессанс и барокко. Но отпечаток мавританской художественной мысли с ее любовью к богатству орнаментики сливает их в стройный архитектурный ансамбль.

С трех сторон скалистого подножия плато по гранитному ложу струятся желтовато-зеленые, быстро текущие воды реки Тахо, замедляя бег в равнинах Веги. Реку пересекают старинные живописные мосты. Через мост Алькантара [1] лежит путь к главным воротам города — воротам Солнца. Построенные арабами в XII веке, они выделяются массивностью водоупорных столбов, соединенных подковообразными арками.

Многовековое владычество в Испании мавров сильно сказалось на всем облике Толедо. По узким улицам города громоздятся, прижавшись тесно друг к другу, дома. Они снаружи по- мавритански строго молчаливы, с редкими прорезами окон, затянутыми решетками, и массивными деревянными дверями с тяжелыми металлическими скрепами.

Зато внутри дома поражают изяществом архитектуры своих двориков, окруженных галереями, богатством и красочностью цветущих в них растений, журчанием вод фонтана. Среди узких улиц выделяется сравнительно небольшая площадь, называемая Сокодовер, или площадь Ратуши.

Здесь происходили частые в Толедо поэтические состязания, но здесь же горели и костры инквизиции.

Чтобы увидеть Толедо целиком, лучше всего подняться к Эрмита де ла Вирхен дель Валье, откуда город виден как на ладони. Сказочно прекрасен Толедо в светлые лунные ночи, когда струящийся голубоватый свет придает фантастические очертания силуэтам возвышающихся над городом зданий.

О редком городе рассказывается так много романтических легенд, как о Толедо.

С Толедо связывается распространенная легенда о последнем вестготском короле Родриго, о его любви к прекрасной Флоринде, дочери толедского графа Юлиана, якобы призвавшего мавров в Испанию, чтобы отомстить за бесчестие дочери, а также о трагической смерти Родриго после его бегства с поля сражения при Херес де ла Фронтера, когда наголову было разбито вестготское войско полчищами мавров. Трагедия короля, так бесславно потерявшего свое королевство, ярко воспроизведена в драме Лопе де Вега «Последний гот Испании». До сих пор в Толедо показывается туристам часть берега у реки Тахо под навесом скалы, называемая Баньо де ла Кава (Купанье Кавы), где будто бы купалась Флоринда. На скале возвышается массивная башня, называемая башней Родриго, — по преданию, из ее окон король впервые увидел дочь графа Юлиана.

Многочисленны варианты в литературе Испании и других стран рассказа, связанного также с Толедо, а именно о безумной любви кастильского короля Альфонса VII к красавице Эрмосе, дочери казначея короля Уеюды Ибн Эзры. Роскошные сады толедского дворца служили местом встречи Альфонса и Эрмосы.

Все перипетии этой трагической любви жизненно и красочно воспроизведены в драме Лопе де Вега «Еврейка из Толедо».

Вид Толедо со стороны церкви Вирхен дель Валье

Не прошли мимо этой любовной драмы и романтики XIX века. Широко известна пьеса Грильпарцера под тем же названием, что и у Лопе де Вега. Дань этому сюжету отдал и современный немецкий писатель Лион Фейхтвангер в своем романе «Испанская баллада».

Источник: https://www.litmir.me/br/?b=208037&p=22

Книга «Эрмитаж. 250 лет — 250 шедевров»

Прекрасный альбом, достойнейшее издание к юбилею Государственного Эрмитажа. Наслаждение для знатоков искусства и ценителей качественной полиграфии, увлекательный путеводитель для тех, кто делает первые шаги в историю живописи.
Конкретная книга посвящена лишь одному направлению из огромного музейного собрания — западноевропейской живописи.

Это своеобразный поклон через века той коллекции, с которой начался нынешний Эрмитаж.
Альбом предваряет интересная и достаточно подробная статья об истории картинной галереи Эрмитажа, от первых её дней по настоящее время. Иллюстрациями к ней служат не только фотографии, но и вызывающие восхищение своей техникой и достоверностью акварели К. Ухтомского, И. Шарлеманя, Э.

Гау (последние практически нереально отличить от фотографий).

Далее следуют разделы, посвящённые различным художественным школам Европы от Средневековья до начала двадцатого века. Каждый из разделов открывается красиво оформленным полноформатным разворотом — всего их десять, для каждого выбран свой цвет — вот два из них:

Приятная деталь: цвет каждого из разворотов в более светлом тоне повторён в «маркерах», обозначающих номера иллюстраций, вверху каждой страницы (так проще найти нужную):

Каждая же репродукция сопровождается небольшим, но ёмким и интересным текстом.

Иногда в нём рассказывается о направлении живописи, примером которого служит картина, иногда — о жизни художника, создавшего её, иногда — о сюжете картины (а это часто необходимо: многие ли из нас сразу без запинки ответят, что происходит на какой-либо картине на религиозный или мифологический сюжет?). Где-то авторы текстов О.

Неверов, Д. Алексинский, А. Шестаков обратят наше внимание на любопытные детали, где-то — на зашифрованное послание. Эти строки не грешат искусствоведческими заумностями, они написаны просто, понятно, легко, иногда не без юмора, а иногда и поэтично:

Фресковая живопись Анджелико сродни церковной проповеди — не столько по сюжетам, общим для большинства его современников, сколько по мерной торжественности ритмов, подобных протяжному пению в стенах храма.

Речь идёт об итальянской фреске начала XV века «Мадонна с Младенцем и святыми Домиником и Фомой Аквинским» фра Анджелико (Гвидо ди Пьетро).

Чима да Конельяно (Джованни Баттиста Чима). «Благовещение», 1495

Трудно поверить, что эта картина написана больше пятисот лет назад, правда? Как падает свет, как рельефно прорисованы складки одежды, как необычно сочетаются перспективы комнаты и пейзажа за её окном…

Тинторетто (Якопо Робусти). «Святой Георгий», 1543-1544

«Он почти кинематографически «строит кадр»…» — восхищается автор текста, и на следующей странице, о другой картине художника, «Рождение Иоанна Крестителя»: «Тинторетто присуще острое чувство хаоса…» Прекрасное выражение.

Произвёл впечатление «Автопортрет» Аннибале Карраччи (1590-е гг.) Скромная на первый взгляд картина необычна (это «портрет портрета») и служит поводом рассказать о печальной судьбе её создателя.
А вот Робер Кампен (Флемальский мастер).

Его работы удивили сочетанием явной архаичной иконописности и совершенно бытовыми жизненными деталями.

В результате картины производят впечатление контррельефов, в которых сочетаются двухмерное и трёхмерное изображения, без всякого напряжения перетекающие друг в друга… пользуясь тем, что внимание зрителя отвлечено необычной цветовой гаммой 🙂

Лукас ван Лейден. «Исцеление иерихонского слепца». Триптих. 1531

Если уж говорить о цветовой гамме, то нельзя пройти мимо ван Лейдена. Посмотрите: это почти карнавал! Очень театрально всё, особенно боковые фигуры триптиха — так и кажется, что это актёры, которые сейчас расскажут нам, что было дальше…

Да, кстати, вот о чём хочу сказать. В названии книги есть слово «шедевры». Из-за него кажется, что альбом предстанет собранием общеизвестных полотен, разве что в более качественных, чем прежде, репродукциях. Ничуть не бывало: наверняка многие из них вы увидите впервые.

Поворчу уж кстати: много оказалось Матисса и Сезанна — по 7-9 работ, — а моего любимого Энгра — всего одна картина.
Вот, например, Паулюс Поттер, «Ферма» (1649).

…пользовалась полускандальной славой из-за шокировавшего многих натурализма изображения домашних животных. Именно по этой причине её не приняла у художника заказчица…

или, через несколько страниц, о том, что смятая атласная скатерть в голландских натюрмортах, оказывается, символизирует отринутую добродетель 🙂 Никогда бы не подумала.
Отставить шутки. Я с нежностью разглядывала тёплые и объёмные до шершавости нормандские пейзажи Теодора Руссо.

Заинтересовал меня Андре Дерен, в начале ХХ века стилизовавший свои пейзажи под старые итальянские полотна: он странным образом сворачивает пространство, и это вольное с ним обращение — не следование канонам, а свобода нового века живописи.

А в его «Неизвестного» (или «Шевалье Х», как его назвал Аполлинер) я просто влюбилась, тронутая до глубины души сочетанием опустошённого лица, огромных испуганных глаз и бледных рук, безвольно опустивших газету — видимо, с трагическими новостями.

Питер Янсенс Элинга (1623-1682). «Комната в голландском доме»

И вот эта картина меня поразила. Середина XVII века?! Не может быть! Эта фигура, повернувшаяся спиной к зрителю, этот чистый красный цвет, этот неровный солнечный блик, дважды отражённый от плоскостей комнаты, геометрия плиток пола, холодное золото заоконного пейзажа — полное впечатление, что картина написана на триста лет позже. Открытие, честное слово.

Хуан Пантоха де ла Крус. Портрет Диего де Вильямайора. 1605

А с этим «товарищем» я, наоборот, дааавно знакома. Причём, что забавно, впервые наша «встреча» произошла в книге Валентина Тублина «Золотые яблоки Гесперид» , где этот портрет явственно вписан и в текст, и в одну из иллюстраций:

…бежали вверх, к испанцам, где мы с Костей открыли одного колоссального испанца, Пантоху де ла Круса, и целыми часами могли стоять возле портрета одного знатного типа, Диего де Вильямайора, который был отъявленным гадом в своё время, и это было видно даже в темноте, потому что занятия у нас проходили уже после закрытия Эрмитажа, а на свету это было видно, конечно, совершенно отчётливо.
/…/

…А потом мы повели её к Пантохе де ла Крусу, на которого она в жизни не обратила бы внимания, и долго стояли перед этим рыжим гадом с красными, как у альбиноса, глазами; и мне всё казалось, что если дать ему волю, то он выскочит сейчас из рамы и разнесёт всех на куски — так ему нравилось, что мы стоим перед ним и прохаживаемся насчёт его достоинств.

По-мальчишески эмоционально, да. Зато в память как врезается.

Ну, всё-таки и без синих занавесок в книге об эрмитажных сокровищах не обошлось.

Анри Матисс. «Разговор». 1909-1912

Из сопроводительного текста:

В числе прообразов композиции «Разговора» специалисты называют проторенессансные сцены Благовещения с архангелом Гавриилом и сидящей Марией, падуанские фрески Джотто с их упрощённым фоном и глубоким синим цветом и даже древневосточную стелу царя Хаммурапи… на рельефе которой бог диктует законы стоящему перед ним царю.

Ну боже ты мой, неужели всё так сложно? Почему бы в этом не увидеть просто мгновенно выхваченную из жизни сцену? Разговор у действующих лиц не из простых. Мужчина, наверное, полночи не спал: недаром он в пижаме. Но нелёгкое решение им уже принято — он стоит перед женщиной прямо, спокойно, чуть обречённо.

Во всяком случае, она тоже приняла решение — другое… А может, и это тоже «синие занавески», и вы увидите в этой простой, как детский рисунок, картине, что-то совсем иное.

И напоследок: вереница из 250 шедевров Эрмитажа открывается Крестом с изображением Распятия Уголино ди Тедиче (примерно 1270 г.), а заканчивается… ну да, «Чёрным квадратом» Малевича, который выглядит здесь скорее как ■ в конце журнальной страницы: статья закончена, переходите к следующей.

Резюме: великолепно.

Источник: https://www.livelib.ru/book/1000908363/quotes-ermitazh-250-let-250-shedevrov-dmitrij-aleksinskij

Эль Греко – биография и картины художника в жанре Маньеризм – Art Challenge

Эль Греко (El Greco; собственно Доменико Теотокопули, Theotocopuli), великий испанский живописец, архитектор и скульптор. Грек с острова Крит, Эль Греко учился, видимо, у местных иконописцев, после 1560 приехал в Венецию, где, возможно, обучался у Тициана; с 1570 работал в Риме, испытал воздействие маньеризма, Микеланджело, Бассано, Пальма Веккьо, Тинторетто.

Произведения, среди которых лишь немногие признаны достоверно принадлежащими кисти Эль Греко, отмечены разнохарактерностью исканий (“Изгнание торгующих из храма”, 1570, Национальная галерея, Вашингтон; “Исцеление слепого”, 1567-1570, Картинная галерея, Дрезден; портрет миниатюриста Джулио Кловио, 1570, Музей Каподимонте; портрет рыцаря Мальтийского ордена Виченцо Анастаджи, 1576, собрание Фрик, Нью-Йорк). Расцвет таланта Эль Греко наступил в Испании, куда он переехал около 1577 и где, не получив признания при королевском дворе в Мадриде, поселился в Толедо. В зрелом творчестве живописца Эль Греко, родственном поэзии испанских мистиков XVI века (Хуан де ла Крус и др.), в иллюзорно-беспредельном пространстве стираются грани между землёй и небом, реальные образы получают утонченно-духовную интерпретацию (торжественно-величавая композиция “Погребение графа Оргаса”, 1586-1588, церковь Санто-Томе, Толедо; “Святое Семейство”, около 1590-1595, Музей искусства, Кливленд).

Резкие ракурсы и неестественно вытянутые пропорции в картинах художника порой создают эффект стремительного изменения масштаба фигур и предметов, то внезапно вырастающих, то исчезающих в глубине картинного пространства (“Мученичество святого Маврикия”, 1580-1582, Эскориал). Одну из главных ролей в этих произведениях Эль Греко играет колорит, основанный на обилии холодных рефлексов, беспокойной игре контрастных цветов, ярко вспыхивающих или приглушенных.

Острая эмоциональность образного строя характерна и для портретов Эль Греко, отмеченных тонкой психологической проницательностью (“Главный инквизитор Ниньо де Гевара”, 1601, Метрополитен-музей) или проникновенным драматизмом (“Портрет неизвестного рыцаря”, 1578-1580, Музей Прадо, Мадрид).

Черты ирреальности, мистического визионёрства нарастают в поздних картинах Эль Греко (“Снятие Пятой печати”, Метрополитен-музей; “Лаокоон”, Национальная галерея искусства, Вашингтон, — обе 1610-1614), острым трагическим чувством пронизана его пейзажная композиция “Вид Толедо” (1610-1614, Метрополитен-музей).

Повышенная одухотворенность образов, мистическая экзальтация сближают искусство Эль Греко с маньеризмом и выражают кризисное состояние художественной культуры Позднего Возрождения. Отмеченное напряженным стремлением к выражению возвышенно-драматических порывов человеческого духа, творчество Эль Греко в XVII-XIX веках было забыто и заново открыто только в начале XX века.

Эль Греко (El Greco; собственно Доменико Теотокопули, Theotocopuli), великий испанский живописец, архитектор и скульптор. Грек с острова Крит, Эль Греко учился, видимо, у местных иконописцев, после 1560 приехал в Венецию, где, возможно, обучался у Тициана; с 1570 работал в Риме, испытал воздействие маньеризма, Микеланджело, Бассано, Пальма Веккьо, Тинторетто.

Произведения, среди которых лишь немногие признаны достоверно принадлежащими кисти Эль Греко, отмечены разнохарактерностью исканий (“Изгнание торгующих из храма”, 1570, Национальная галерея, Вашингтон; “Исцеление слепого”, 1567-1570, Картинная галерея, Дрезден; портрет миниатюриста Джулио Кловио, 1570, Музей Каподимонте; портрет рыцаря Мальтийского ордена Виченцо Анастаджи, 1576, собрание Фрик, Нью-Йорк). Расцвет таланта Эль Греко наступил в Испании, куда он переехал около 1577 и где, не получив признания при королевском дворе в Мадриде, поселился в Толедо. В зрелом творчестве живописца Эль Греко, родственном поэзии испанских мистиков XVI века (Хуан де ла Крус и др.), в иллюзорно-беспредельном пространстве стираются грани между землёй и небом, реальные образы получают утонченно-духовную интерпретацию (торжественно-величавая композиция “Погребение графа Оргаса”, 1586-1588, церковь Санто-Томе, Толедо; “Святое Семейство”, около 1590-1595, Музей искусства, Кливленд).

Резкие ракурсы и неестественно вытянутые пропорции в картинах художника порой создают эффект стремительного изменения масштаба фигур и предметов, то внезапно вырастающих, то исчезающих в глубине картинного пространства (“Мученичество святого Маврикия”, 1580-1582, Эскориал). Одну из главных ролей в этих произведениях Эль Греко играет колорит, основанный на обилии холодных рефлексов, беспокойной игре контрастных цветов, ярко вспыхивающих или приглушенных.

Острая эмоциональность образного строя характерна и для портретов Эль Греко, отмеченных тонкой психологической проницательностью (“Главный инквизитор Ниньо де Гевара”, 1601, Метрополитен-музей) или проникновенным драматизмом (“Портрет неизвестного рыцаря”, 1578-1580, Музей Прадо, Мадрид).

Черты ирреальности, мистического визионёрства нарастают в поздних картинах Эль Греко (“Снятие Пятой печати”, Метрополитен-музей; “Лаокоон”, Национальная галерея искусства, Вашингтон, — обе 1610-1614), острым трагическим чувством пронизана его пейзажная композиция “Вид Толедо” (1610-1614, Метрополитен-музей).

Повышенная одухотворенность образов, мистическая экзальтация сближают искусство Эль Греко с маньеризмом и выражают кризисное состояние художественной культуры Позднего Возрождения. Отмеченное напряженным стремлением к выражению возвышенно-драматических порывов человеческого духа, творчество Эль Греко в XVII-XIX веках было забыто и заново открыто только в начале XX века.

Источник: http://artchallenge.ru/gallery/ru/34.html